Заговор красных генералов - Страница 39

Вероятно, до замнаркома что-то дошло, поэтому он уже более миролюбиво произнес:

— Прежде чем начать говорить, я бы хотел для себя уяснить, каким образом он, — Тухачевский снова кивнул в мою сторону, — на ЭТО все вышел?

«Вот же сволочь, — подумал я. — Почти в точку попал. Не, каков паршивец, деза на „ятЬ“ сделана, а он интуитивно что-то чувствует. Может, в документах нестыковка какая-то? Да нет, не похоже. Фарид со своими людьми несколько раз все на логичность прогоняли. Ну, хорош, ничего не скажешь. Порода. Ишь, как глазами-то зыркает, выход ищет, волчара. Такого только на цепи держать. Иначе схарчит. Этот действительно переворот может сделать, Пиночет хренов. По трупам к власти пойдет. Если его Берзин сейчас на место не поставит, придется вмешиваться».

Старик холодно ответил:

— Он по моей команде вышел. Искал одно, а нашел совсем другое. Я, Михаил Николаевич, в отличие от тебя, о будущем думаю. Поэтому своим соратникам хотя и доверяю, но постоянно их держу на контроле. Чтобы мое доверие к ним на фактах основывалось. А возможности моей службы, они ведь универсальные, Миша. Ты что думаешь, что между вербовкой и сбором информации за границей и у нас, в Союзе, есть большая разница? Мне здесь даже легче работать. Можешь на слово поверить. Но ты вообще-то не в том положении, чтобы имел право такие вопросы задавать. Лучше о себе думай.

Я внутренне облегченно вздохнул. Старик взял правильный тон и темп в беседе.

Однако замнаркома продолжал гнуть свою линию:

— А зачем ты нам, Ян Карлович, все ЭТО показал и рассказал? Я так понимаю, что будь ты на стороне Усатого, то сейчас бы мы все, — он небрежно махнул рукой в сторону остальных четверых, — были в другом месте и разговаривали совершенно в другой обстановке.

Ян Карлович в ответ дружелюбно улыбнулся и проговорил:

— А ты не совсем безнадежен, Миша. Из тебя еще может выйти толк. Если думать начнешь постоянно, а не периодически. Вот скажи мне, Михаил Николаевич, я отношусь к высшему командному составу армии?

— Ну…

Берзин вдруг резко поднялся со своего места, шагнул к вальяжно сидевшему на стуле Тухачевскому и рванул его на себя за грудки. Придвинул к нему свое исказившееся лицо и яростно бросил:

— Что ну, что ну, сука!? Ты что, вообще мозги потерял? Вопросы он тут мне задает!

Потом толкнул замнаркома назад на стул и упер тому палец в лоб:

— Ответь мне, идиот, что сделает Усач с высшим командным составом страны, после того как он тебя и твоих подельников подвесит у Менжинского в подвалах на дыбу? И вы запоете, перебивая друг друга, выторговывая себе лишние секунды жизни, рассказывая все как на последней исповеди? Сколько человек пойдут под нож из-за того, что вы будете готовы подписать любую бумагу? И вы ее подпишете, в том числе и на меня, который еще несколько месяцев назад вообще не знал, что вы решили Усача грохнуть. Вы все подпишете только потому, что, пока будете писать и говорить, вы будете ЖИТЬ. Ты думал об этом? Или у тебя все мысли направлены на то, как ты на белом коне парады принимать будешь ПОТОМ, по-наполеоновски? А до скучной реальности у тебя руки не доходят?

Я мысленно поздравил Старика. Он прекрасно импровизировал. И даже было похоже, что это не столько импровизация, сколько слова человека, реально понимающего, что могло бы произойти, начни Сталин действительно копать под военных.

Берзин вернулся в свое кресло и вдруг очень спокойно проговорил:

— Он теперь все руководство наркомата вырежет под корень. Оставит Ворошилова, своего другана, на хозяйстве, а всех остальных — в расход. Он нам не доверяет, Михаил, после ваших чудачеств. Никому в наркомате. И мне в том числе. И получается, товарищ замнаркома, что вы нам, всему высшему командному составу страны, да и не только высшему, очень большую свинью подложили.

Было видно, что Тухачевского все же проняло. Он уже вежливо и осторожно спросил:

— Ты что-то хочешь предложить, Ян Карлович?

Я мысленно медленно выдохнул. Старик выправил ситуацию, и беседа начала перетекать в заранее заготовленное русло. Хотя расслабляться было рано. Уж очень непредсказуем оказался замнаркома, да и Якир до сих пор мрачно молчал.

Берзин в ответ нехорошо улыбнулся Тухачевскому:

— Я? Это вы все, Михаил Николаевич, должны мне что-то такое особенное предложить, чтобы я раздумал обо всех ваших художествах докладывать Усачу. Но пока не вижу у вас никакого желания вылезать из дерьма, в которое вы влезли. Я все больше и больше склоняюсь к мнению, что вот эти ваши собственноручно написанные признания о ваших планах и о сотрудничестве с рейхсвером мне надо немедленно отдавать Сталину, чтобы я мог себя обезопасить. Он ведь сейчас только подозревает. А это будут уже факты, говорящие о том, что его подозрения правильные. Может, тогда я жив останусь. Мне вот только одно интересно, Михаил. Усач, когда увидит вот эту красную папку с резолюциями фон Бломберга и фон Фрича, лично вас всех после допроса удавит рояльной струной или все-таки поручит это дело костоломам Менжинского?

Тухачевский в ответ несколько минут помолчал, глядя куда-то вбок, потом тихо, но напряженно сказал:

— Хорошо. Пойдешь с нами, Ян? С перспективой, что система безопасности в новом правительстве будет за тобой? Вся. Внешняя и внутренняя. От милиции и контрразведки внутри страны до военной и политической разведки за рубежом. Если согласен, то с этого момента ты входишь в руководство ОРГАНИЗАЦИИ и начинаешь отвечать за безопасность заговора. Более того, ты получаешь в свое распоряжение весь план переворота и вносишь в него свои коррективы. Без твоей резолюции, как человека, отвечающего за безопасность, с этого момента ничего не будет делаться, до внесения поправок, на которых ты будешь настаивать.