Через три недели после описанных выше событий Жан-Поль Дюпоне, начальник отдела 4D Сюрте Насьональ, проходящий по картотеке Разведывательного управления штаба РККА под псевдонимом «Пасечник», пребывал в сквернейшем расположении духа. Дело в том, что вчера, возвращаясь домой со службы, он увидел, что на столбе, мимо которого он с недавних пор обязательно должен был проходить и стоящего на другой стороне улицы, как раз напротив парадной двери подъезда его дома, какой-то негодник нарисовал мелом забавную человеческую рожицу. Все бы ничего, но волосы у рожицы были нарисованы голубым мелком, а глаза красным. И именно эта комбинация цветов наводила на господина Дюпоне тоску.
Она означала срочный вызов на встречу с его «итальянским» куратором. Возражения при этом не принимались. Ослушание могло означать только одно — не только конец карьеры, но и гильотину. А все потому, что начальник отдела D4 после памятных событий в предместье Монруж, когда его, переодетого в женское белье, «итальянцы» взяли на горячем в притоне с двумя грузчиками, успел после этого передать своим новым «итальянским» друзьям столько особо важных документов, что на снисхождение французской фемиды рассчитывать не приходилось. Хотя, надо отдать «итальянцам» должное, со своей стороны они использовали по отношению к чиновнику Сюрте Насьональ не только кнут, но и пряник. За передаваемые документы они расплачивались весьма щедро. Настолько щедро, что Жан-Поль сумел купить квартиру в престижном районе Парижа. В легализации средств помогли те же «итальянцы», просто посоветовав господину Дюпоне сходить на столичный ипподром и сделать ставку на мало кому известную лошадь. Лошадка на удивление всем выиграла. Чудеса иногда случаются, не правда ли? Особенно хорошо срежиссированные чудеса. Но, к сожалению, как практичные люди, за все вручаемые суммы «итальянцы» брали с начальника отдела D4 расписки с отпечатком пальца. Сумма, полученная по этим распискам, тянула на вторую гильотину. Две гильотины на одну голову, даже такую забубенную, как у Жана-Поля, согласитесь, этого уже достаточно, чтобы иметь плохое настроение перед встречей с людьми, которые тебя могут отправить на эшафот одним движением пальца.
Настроение настроением, но пора было впрягаться. Поэтому господин Дюпоне перед встречей тщательно, в течение двух часов, проверял, нет ли за ним слежки. Он петлял подворотнями, три раза брал такси, прося останавливать в самых пустынных переулках. В конце концов, удостоверившись, что все в порядке, он прошел мимо маленького кафе на улице Хессе с газетой в правой руке. Газета означала, что он свободен от слежки. Перед домом, в котором у него была назначена встреча, как и было заранее оговорено, стояло такси, в котором водитель читал газету. Это был знак, что вышедший на встречу со своим агентом куратор также проверился на предмет наблюдения, и что все в порядке. В противном случае шофер такси копался бы во внезапно заглохшем двигателе машины.
Зайдя в подъезд без консьержа, Жан-Поль поднялся по лестнице на второй этаж и четыре раза коротко позвонил в неприметную дверь. Послышались неторопливые шаги, щелкнула снимаемая цепочка, дверь открылась, и человек, появившийся на пороге, жестом пригласил Дюпоне внутрь квартиры. Они прошли в хорошо обставленную комнату с большим зеркалом на стене. Так же молча впустивший чиновника мужчина приглашающим жестом указал на стул, стоящий напротив большого письменного стола. Жан-Поль присел на краешек и вопросительно взглянул на своего собеседника, уместившегося напротив него в удобное кресло:
— Что-то очень срочное, господин Бонати?
Его визави, мужчина, похожий по внешнему виду на уроженца Ломбардии, несколько минут помолчал, задумчиво постукивая пальцами по столу, потом, что-то для себя внутренне решив, ответил:
— Вы хотите сделать карьеру в своем ведомстве, Жан-Поль? Карьеру с большой буквы. Чтобы мы стали настоящими партнерами, а не как сейчас, чего уж тут лукавить, когда вы находитесь в подчиненном положении и вас держат на коротком поводке.
Такого начала беседы начальник отдела D4 никак не ожидал. Он думал, что с него опять потребуют новых копий документов, вынос которых из здания Сюрте Насьональ становился все труднее и труднее. Страх, сопровождавший при этом чиновника, каждый раз накладывался на муки совести. В результате эти оба чувства стали для Жана-Поля настолько невыносимы, что он все чаще и чаще начал подумывать о самоубийстве. Это предложение итальянца для начальника отдела D4 было как свет в конце тоннеля, как глоток воздуха, когда из последних сил, теряя сознание, всплываешь на поверхность воды без сил и надежды. Поэтому он быстро и с дрожью в голосе спросил:
— Что вы понимаете под партнерскими отношениями и настоящей карьерой, господин Бонати?
Куратор усмехнулся, по-видимому, понимая состояние своего собеседника:
— Под началом настоящей карьеры для вас, заметьте, НАЧАЛОМ карьеры, я понимаю получение вами кресла начальника управления контрразведки Сюрте Насьональ и одновременно должность заместителя Главного управления национальной безопасности Республики. Как вы понимаете, в этом случае вы становитесь фигурой влияния, а не тем, чем являетесь сейчас, обычным информатором, давайте называть вещи своими именами. В вашем новом статусе шантажировать вас будет бессмысленно.
Жан-Поль недоверчиво улыбнулся:
— Мягко стелете, Бонати, как говорят русские. А что будет в этом случае со всеми негативами фотографий и моими расписками?